Науманна (1779); широко известную в то время арию из этой оперы Гофман, очевидно, слышал и от своей ученицы (15, 1, 50). Магия женского голоса (пусть даже не поющего) настолько сильна, что отзывается и в мужском музицировании, подчиняя его себе, превращая его в выражение женственности. Ф.О.Рунге в игре знаменитого аббата Г.Й.Фоглера слышит лишь отзвуки женских голосов: "Когда он отбушевал, со всех сторон полились к нему, подобно волнам, нежные звуки - просьбы красавиц играть еще; они тронули его душу, и в струнах мелодически зашумели отзвуки этих просьб..." (описание вечера в литературном салоне писательницы Фридерики Брун в Копенгагене, письмо к брату, 14 января 1800; 25, 39-42). Новое отношение к женщине как средоточию особой магии звукомузыкального (но не виртуозно-концертного или оперного, но скорее интимно-сердечного, явленного в домашнем музицировании или просто в чисто акустическом обаянии тембровой окраски женского голоса) ощутимо в "Обермане" Этьена Сенанкура: "Голос любимой женщины еще прекраснее, чем ее черты... Говорит ли она - она возвращает к жизни забытые привязанности и мысли, пробуждает душу от летаргии (...). Она поет - и кажется, что все приходит в движение, все меняет свои места, она словно создает предметы, она творит новые чувства" (3, 135, 139).
37
Любопытный "микрожанр" бытовых романтических текстов - перечни достоинств жен, подруг сестер, любовниц - свидетельствует о том, что романтики могли быть музыкально довольно требовательны к своим куртуазным партнершам и вообще к окружающим их женщинам: во всяком случае, малейшие намеки на проявление музыкальных способностей или музыкальной чувствительности в этих текстах скрупулезно отмечаются, причем музыкальность попадает в один ряд с самыми разнообразными свойствами - от склонности к философии до хозяйственности и домовитости. Фридрих Шлегель - о своей жене, Доротее: "...Она очень проста и ни к чему в мире и вне мира не имеет вкуса, кроме любви, музыки, остроумия и философии
