Это – лично мои ассоциации, и я ни в коем случае не считаю их единственно возможными и правильными.
С самого начала в прямом противопоставлении два основных образа, два тематических зерна, которые лягут в основу всей будущей драматургии крупной формы.
Первая фраза-образ – строгое, неизменное чередование секст в пунктирном ритме, пока тихое, но piano всей струной группы очень контрастно следующей; вторая фраза, исполняемая сольно, совсем в другой манере – Molto espvessivo, rubato. И интервальное строение этой фразы очень характерно – нисходящая малая секунда и нисходящий тритон. Первая фраза носит объективный характер, вторая – субъективный, личный, хрупкий, изменчивый. Впрочем, меняться, и очень сильно, будут оба основных образа, обе музыкальные фразы.
Так, вторая фраза из короткого восклицания превратится в протяженную мысль с напряженным мысленным развитием (вся вторая цифра), затем в седьмой у солиста и в десятой у флейт превратиться в вальс (с небольшими ритмическими смещениями). Затем, в четырнадцатой цифре у баянов, в семнадцатой у солиста, в восемнадцатой у струнной группы с гобоем фраза становиться чувственно мягкой, ласковой. При этом интервалы, составляющие тему (с обязательной малой секундой в начале) даются в различных обращениях, а малая секунда мгновенно позволяет узнать образ, его хрупкую остроту.
Ощущаю функцию второй музыкальной фразы в передаче живого, изменчивого, даже капризного человеческого чувства. Функция первой музыкальной фразы в начале совершенно иная. Посмотрев на третью и восьмую цифру и противопоставление двух фраз в начале, видим, что роль первой фразы буквально диктаторская, строгая, неумолимо пресекающая развитие, движение вперед. Появляясь в самый напряженный момент, она беспощадно останавливает музыкальное время. Особенно страшно это произойдет в двадцать девятой цифре. Однако, тесно взаимодействуя, эти две столь разные музыкальные фразы неизбежно влияют друг на друга. И происходят маленькие музыкальные чудеса: после мощной кульминации в одиннадцатой цифре, основанной на репетиционных повторах аккордов оркестра, в двенадцатой цифре у солиста робко и растерянно звучит наша первая фраза
