К 12 часам дня мы все собрались в театре для репетиции. Встретивший Андреева и меня «начальник сцены», сразу обдал нас своею холодностью, объявив нам, что мы слишком рано пришли и что репетиция, «если она нам необходима», может состояться не ранее окончания репетиции г-жи Иды Рубинштейн. Эта танцовщица под влиянием огромной рекламы трактовалась в Лондоне как первоклассная знаменитость. То подобострастное отношение, какое мы увидели среди местного оркестра, во главе с дирижером и режиссером, привело нас к мысли, что, во всяком случае мы «первыми» здесь не будем. Первенство принадлежит знаменитой неизвестности - Иде Рубинштейн.
Тем не менее, мы расположились в зрительном зале и смотрели репетицию. Танцы не ладились. Ида нервничала и капризничала. Очевидно, уверивши себя в том, что она есть центр завтрашнего вечера, она продержала нас с лишком полтора часа, после чего режиссер с усталым видом сделал мне знак, что он желает со мной говорить. Я встал с места и, вскарабкавшись на сцену (мне не было предложено пройти через дверь, ведущую на сцену), услышал вопрос: сколько вас, сколько нужно стульев? Все это говорилось неохотно и через плечо.
Началась репетиция. Я поднялся на места в галерее, что приблизительно подобно хорошему шестому этажу, и стал слушать, как звучит оркестр. Полное разочарование, но я не счел возможным сказать об этом Андрееву, который уже успел повесить нос на квинту. Он прервал репетицию на половине и решил отдаться на волю Божью.
Наступил, наконец, и понедельник, 12 августа. Явились мы в театр, о нашем приходе доложили начальнику сцены, который не замедлил явиться и объявил, что с этого момента мы обязаны подчиняться всем его требованиям, разумеется, во время пребывания на сцене. Затем объявил, что никому, и даже г-ну Андрееву, не разрешается стоять за кулисами, что мы должны сидеть в своих комнатах и ждать звонка, после которого немедленно обязаны собраться на сцене, расположиться в том порядке, как того требует г-н Андреев, и затем сидеть, пока сцену, т
