"Есть тихие, бесконечно хрупкие песни, которые не слышны, коща покидают уста - сперва, подхваченные эхом, они должны быть повторены, так же как золото необходимо сплавлять с другими металлами; ведь и многое другое становится нам доступным и понятным, лишь когда облекается в одежду символа (...). До тех пор пока тихая песня не умолкла и не заговорила с нами из потустороннего, она для нас не воплощена; ее растворение мы снова облекаем в форму, и так возникает песня, которую мы поем, когда любим, но она всегда - элегия" (6,484-485).
Пианиссимо как норма любовных звучаний - не причуда вкуса, но закономерное проявление романтического мистицизма. Тихий звук, по Жан Полю, не просто умолкает, но отлетает, переносясь от неба к небу, чтобы успокоиться на самом дальнем из них, близ Бога. Тихие звучания - посланники иномирного, медиаторы-посредники между земным и небесным. В "аллегорическом сне" Фридриха фон Дальберга "Эолова арфа" (1801) посредством воздушных арфических звучаний общаются любящие - живые с умершими. В этих звуках, "тихих и торжественных", "как эхо далеких колоколов, как ропот вечернего ветра в лесных вершинах", "песни земного томления сливаются с шепотом далеких духов" (11, 17). Не случайно романтический человек в момент любовного свидания так чуток к музыкальному (которое ведь вдруг может обернуться голосом иномирного), так "открыт" в окружающие его звучания, казалось бы, отвлекающие его от "куртуазных функций". Более того музыка, даже такая скромно-бытовая, как бой часов с флейтами (Flotenuhre - инструмент наподобие механического органа, соединялся с часовым механизмом - А М.), может вторгнуться в куртуазную ситуацию (на правах предостережения, напоминания) и разрушить ее. Показателен рассказ Гофмана об одном свидании с Михалиной Рорен, его будущей женой (в письме Хиппелю). Гофман начинает с громогласного и, безусловно, чисто риторического отречения от музыки, которая "размягчает его, как ребенка, так что все прошлые раны начинают кровоточить"
