Твой ласковый палец дотрагивается до нас, и всякий с радостью (...) бросается в парящий танец с тобой" (27 января 1802; 24, 69-70). Прислушаемся и к психологически выверенному, аналитическому - и в то же время восторженно-экстатическому - самонаблюдению Кольриджа из записных книжек периода его увлечения Сарой Хатчинсон: "Некоторые философы утверждали, что два тела могу одновременно заполнять одно и то же место в пространстве (...). Верно ли это в отношении материи, я не знаю, как и не знаю, существует ли материя вообще, - но в делах души и духа это правда, я уверен. Ибо любовь, страстная в ее глубочайшем спокойствии, любовь несказанная наполняет всю мою душу, так что каждый фибр моего сердца - всего моего существа - кажется, трепещет под ее постоянным прикосновением и нежным давлением, как струна лютни - с ощущением вибрирующей боли, отличным от всех других ощущений, боли, которая словно дрожит и трепещет на пороге некой радости, недоступной мне, пока я существую телесно..." (сентябрь 1808; 10, 3, N 3370). И если в любовном переживании душа романтика - инструмент, то (позволим себе "инструментоведчески" уточнить эту метафору) непременно самозвучащий, идиофон: ведь "легкое прикосновение" потрясает обязательно все существо человека. Ощущение любовной всепроникаемости, тотального резонанса всего существа в ответ на прикосновение чувства - новинка романтической культуры эмоций, не известная сентименталистской традиции, которая скорее была склонна локализовать любовное переживание в отведенном для этого участке "человеческого пространства" (разумеется, в сердце). Гофман в письме Хиппелю уподобляет любовь "аккорду эоловой арфы, потрясающему все фибры человеческого существа" (15 марта 1797; 15, 1, 118).
Утопию совместной жизни ( в реальности завершившейся катастрофой) со своей первой женой, Софи Меро, Брентано выстраивал на идее всепроникающего любовного музицирования. В этом варианте музыкально-инструментальной метафоры он, Брентано, выступал в роли музыканта, Софи - инструмента, которому надлежало гармонично "резонировать" в ответ на исходящие от "исполнителя" любовные импульсы; тем самым Софи полностью отождествлялась с изобретаемыми "исполнителем" воображаемыми "звучаниями": "Моя возлюбленная, настрой все, что есть в тебе звучащего, наподобие струн лютни; пусть твоя любовь станет слухом, ибо моя любовь станет великим музыкантом; ты услышишь, как в тебе, 'вокруг тебя и из тебя зазвучат песни, в которые ты обратишься
