В ее объятиях я вновь обрел свою юность..." (письмо к Каролине, март 1799; 7, 1, 519); А. Ламартин - о своей сестре: "...бледнеющая при рассказе о чьем-либо подвиге, при чтении прекрасных стихов, при звучании аккордов арфы, чувствительная до страдания..." (8, 313); Кольридж - о жене своего друга, Б. Монтегю: "...прекрасная женщина, чистая и невинная, как ее собственное дитя (...). Кроме того, у нее есть голос и арфа, которые сделали бы меня (мне иногда кажется) великим поэтом не хуже Мильтона, если бы я жил рядом с вами" (письмо к Б. Монтегю, 21 сентября 1802; 9, 2, 870-871). В 1796 году Новалис внес в свой дневник любопытные заметки о своей первой невесте, Софи Кюн, кстати, довольно простой, не особенно развитой девушке: "Склонность к детским играм. Привязанность к женщинам. ...Наряд. Танец. Домовитость. Любовь к своим сестрам. Музыкальный слух. Ее любимцы. Вкус. Религиозность. Свободное наслаждение жизнью. ...Страх призраков. Хозяйственность. ...Три всадника едут вокруг ворот..." (20, 4, 24). Характерно, что в выстроенный Новалисом ряд попала строчка из популярной в те годы народной песни, которую и почтальоны играли на почтовых рожках (упоминание об этом есть в одном из писем Гофмана; 4, 285): "Три всадника выехали из ворот". Эта песня, очевидно, была для Новалиса музыкальным знаком Софи и лейтмотивом его пребывания в доме Софи в Грюнингене; брат Новалиса, Эразм, ностальгически вспоминая о совместном времяпрепровождении в Грюнингене, упоминает именно эту песню: "Несколько дней назад мне снова как наяву привиделся наш последний вечер (...). От радости у меня на глазах появились слезы, я подошел к клавиру, сыграл "Три рыцаря выехали из ворот..." и был вне себя от восторга..." (письмо в Новалису, октябрь 1795; 20, 4, 404-405).
Не удивительно, что в атмосфере повышенного внимания к музыкальной стороне "женской души" музыкальность порой рассматривали и как показатель общего духовного развития женщины
